Жалобная книга [litres] - Макс Фрай

Поэтому посижу покурю. А потом, на рассвете, может быть, заснется. Там поглядим.

Смотрю на спящую Варю, умиляюсь. Чувства мои, вероятно, похожи на отцовские — с той только разницей, что отцы редко бывают так заинтригованы собственным душевным раздраем. Все же для них эта диковинная смесь умиления, восхищения, инстинктивной готовности принять на себя всю ответственность за чужую жизнь и потаенного, почти немотивированного ужаса перед этой ответственностью — в порядке вещей. А для меня внове. Поэтому в голову лезет всякая романтическая ерунда.

Самый традиционный сюжет: благородный рыцарь спасает прекрасную принцессу от дракона, — говорю я себе. — Так то и дело бывает. Драконьей колбасой уже, небось, сироты по приютам давятся, которое столетие. Кого не хватает на этом сказочном рынке труда, так это специально обученных рыцарей, готовых проводить к драконьему логову всякую принцессу, жаждущую встречи с Неведомым. Не факт ведь, что ее именно сожрут. Так считается, да, но мало кто проверял.

Ну, вот и проверим заодно. Важно только оставаться рядом с принцессой, пока намерения дракона неясны. Если вдруг все же жрать вознамерится, пусть обоих лопает. Так, по крайней мере, честно.

Голова моя сама опускается на руки, не выдержав столь тяжкого труда. Обдумывать всякие глупости на рассвете, пытаясь выдать вялое течение бесхозных мыслей за интеллектуальный подвиг — то еще занятие. Голова моя не желает ввязываться в столь безнадежную затею, она предпочитает отяжелеть и опуститься на руки до начала пыточных умственных работ. И это лишний раз доказывает, что у меня чертовски хорошая голова.

— Что за карета такая? Почему зеленая?

Открываю глаза. За окном идет снег, поэтому в комнате сумеречно и очень светло одновременно. Я лежу на диване. Когда и как туда перебрался, неведомо. Но автопилот у меня молодец, вот только за дело берется лишь в самых крайних случаях. Ну, и то хлеб.

Варя сидит на полу, подле дивана, скрестив ноги.

— Извини, что разбудила, — говорит. — Просто уже полдень. Я подумала, поздно…

— Поздно — что? — спрашиваю, отчаянно тряся головой. Готов поклясться, что с волос моих во все стороны летят брызги сна, который теперь уж не вспомнить. И фиг с ним.

— Извини, — вздыхает. — Просто я места себе не нахожу с тех пор, как проснулась.

— Да уж, места здесь мало, — улыбаюсь. — Надо было сразу меня будить. Нечего со мной церемониться. Ты хоть кофе нашла? И все остальное…

— Я, честно говоря, только в душ успела сходить. А потом сразу пришла тебя мучить… И все-таки, «Зеленая карета» — что это было? Когда я засыпала, ты вдруг стал рассказывать про зеленую карету. Но я все пропустила.

— Ничего ты не пропустила. Это была колыбельная, — смеюсь. — Просто колыбельная. Ты еще пять минут поживешь без меня? Мне бы тоже в душ. Я быстро.

— Хоть десять, — мужественно соглашается Варя. — Я кофе пока могу сварить.

— Вот это было бы славно, — радуюсь.

Зря радовался. Неспособность Вареньки приготовить хороший кофе была явлена столь драматически, что я бы, пожалуй, не взялся исправлять эту ошибку природы. Вроде бы воду в джезву она лила родниковую, как положено, и кофе не экономила, а результат вышел удручающий. Передержала на огне, до кипения довела, ясно. И, кажется, не только это.

Я сделал вид, что все в порядке, но про себя решил к плите ее больше не подпускать. Лучше уж сам. Справлюсь как-нибудь. Сколько уж лет справляюсь.

— Лишь зеленая карета мчится, мчится в вышине, — мечтательно повторяет Варя. Ей-то собственное варево по душе. Разбавила сливками, пьет и облизывается, как котенок. — Видишь, кусочек про карету я запомнила. Такой хороший стишок. Успокаивает.

— Если так, тверди его почаще, — советую. — Спокойствие тебе пригодится.

— Догадываюсь. Знаешь что? Давай теперь ты все-таки объяснишь мне, что вчера произошло. И зачем это нужно. И что теперь будет — со мной, и вообще?.. И, кстати, с тем безумным неземным[9] дядечкой. С Валентином Евгеньевичем. Что с ним-то будет?

— Что с ним будет, ты знаешь лучше, чем я. Вернее помнишь.

— К сожалению. Хочешь сказать, он проживет все это еще раз? Точно так, как это было со мной?

— Почти так, — говорю уклончиво. — Есть один небольшой нюанс, но… Давай по порядку, ладно?

— Давай. Если есть в этом деле хоть какой-то порядок, почему бы по нему не давать?

Невольно улыбаюсь. Все же мне с нею повезло. Талант поддерживать беседу так, чтобы только что разбуженный человек то и дело расплывался в улыбке, в моих глазах куда более ценен, чем способность варить пристойный кофе.

— То, что с тобой случилось, — говорю, — я описываю для себя термином: «слизнуть судьбу». Мои коллеги обычно говорят: «украсть судьбу», — и я иногда за ними машинально повторяю. Но это, по-моему, не совсем корректно. Строго говоря, никто ничего не крадет. Человек, чью жизнь ты прожила вчера вечером, не дал дуба сразу после нашего ухода. И не даст. Будет жить-поживать, злобра наживать, словно бы и не было ничего.

— «Слизнуть судьбу», — повторяет. — Смешно звучит. Но сам процесс — не сказала бы, что веселый.

— Ну, это смотря на кого нарвешься. Бывает очень здорово. Просто такая уж твоя фортуна: выбор у нас вчера был невелик, а ждать ты сама не хотела.

— Не хотела, — подтверждает. — Ради этого утра, собственно, и не хотела. И мотивацию помню: боялась, проснувшись, решить, что ты весь вечер нес галиматью сектантскую, которой ни один вменяемый человек значения придавать не станет. Не хотела взирать на тебя с отвращением, как на самозванного гуру районного масштаба… Не представляла, что мое утро может наступить не «завтра», а аж через несколько лет. Жизнь — она ведь длится, и длится, и длится, день за днем, даже чужая. Ты был прав, когда говорил, что можно соорудить собственную бесконечность между пунктами «А» и «Б». Только я тогда вообразить не могла, о чем речь. Пока не попробуешь, не узнаешь, это да… Я ведь правильно понимаю, что можно было в его шкуре до самого конца оставаться?

— Конечно, можно. Просто вряд ли нужно. Потом, со временем, сама сможешь решать, когда остановиться. А вчера я понял, что перегнул палку, и помог тебе катапультироваться. Но, в общем, хоть до самого конца оставайся, ничто этому не препятствует. Некоторые вот очень любят умирать чужой смертью.

Варя глядит на меня с откровенным ужасом.

— А ты… Ты тоже пробовал? — спрашивает наконец.

— Конечно. И не раз. Но мне, честно говоря, не слишком понравилось. Так что теперь эвакуируюсь заблаговременно. Как крыса с тонущего корабля, ага.